Тело авангарда

В основу постановочного метода спектакля лег «монтаж аттракционов» Сергея Эйзенштейна. «Аттракционами» режиссер называл элементы экспериментального театра, которым он увлекался до своего ухода в кино. «Аттракцион — это всякий агрессивный момент театра, рассчитанный на эмоциональное потрясение зрителей».

Биомеханику Мейерхольда создатели спектакля понимают как примитивный цирк, как способ более объемного физического присутствия, в котором актер может «быть, а не изображать».

Тело авангарда — это тело, перед которым стоят доэкспрессивные задачи (равновесие, прыжок, темп) — опыт актера здесь отмотан назад, в преэкспрессивность, в чистую партитурность. И в то же время жесткая, заквадраченная эстетика русского авангарда оказывается неуютной для живого человеческого существа.

Спектаклю «Тело авангарда» предшествовали исследование наследия Мейерхольда (мейерхольдовед Вадим Щербаков), актерские тренинги по биомеханике (режиссер Алексей Левинский), методу Жака Лекока (Дмитрий Мелкин).
Труппу спектакля составляют артисты физического театра, цирка и драматического театра. В 2013 году Дмитрий Мелкин (Филиппов) уже создал в ЦИМе междисциплинарный спектакль «360 градусов» и в новой работе развивает направление нового цирка.

тело авангарда/манифест #21

На сцене осуществляется отношение «знак — вещь». Знак в нашем спектакле теряет смысловую функцию, уходя в беспредметность, абстракцию. Это не наше художественное решение — такова историческая воля авангарда. Но серия абстрактных знаков становится (может становиться) смыслом в сознании воспринимающего, таким образом, и частью мира показанное нами станет только в режиме зрительского видения (наблюдения). Что предполагает, в свою очередь, ответственную роль зрителя.
Параллельно документальному видео-исследованию и тому контексту, в котором существует для нас проект русского авангарда, мы предлагаем зрителю определенную оптику. Оптику кино-глаза, оптику прицела, оптику дверного глазка. Ведь частью утопии авангарда была попытка научить видеть — это в первую очередь визуальная философия, а значит, апология видения. Справедливы для нас следующие вопросы: сменив диктующую образность на тотальное беспредметное видение, к чему пришел авангард? О чем он так ярко молчит? Какую художественную задачу он предлагает к осуществлению?

Наша попытка обрести правду тела — опыт субъекта — находит оправдание в цирке, о котором часто говорил Мейерхольд. Цирк спасает от условности. Актер перестает быть стулом. Здесь мы имеем дело с кинестетической, физической природой исполнения (события). Цирк задает первичные сценические онтологии. Вещи на уровне опыта. Идеи русского авангарда, его беспредметные поиски оказываются здесь не абстракцией, а вполне конкретной физической и динамической композицией, внутри которой человеческое тело предельно опредмечено. Здесь невозможно отвлеченное хореографирование. Это скорее хореологическое исследование, построенное на деконструкции биомеханики и ее принципов, телесной образности авангарда, а также на изучении законов взаимодействия простейших механических систем. Удержание равновесия достовернее любого ролевого исполнения, где правдоподобие — только разновидность подделки. Таким образом невозможным становится выражение (игра).

Наша задача — в процессе представления перемагнитить тотальную эстетическую ловушку, в которую мы себя помещаем. Здесь мы прекращаем воспроизводить. Мы хотим действовать и воспринимать. Мы хотим уйти от прямых высказываний, мы хотим оставить зрителю возможность размышления и выбора. Мы ищем медиума в себе самих, на экране, в зрительном зале, поэтому прямая речь звучит в режиме «ожившего неживого». Мы создаем примитивный биомеханический цирк.